Аудиокнига «Дроздовцы в огне»

[National_Nord]

«Дроздовцы в огне» – аудиокнига генерала Туркула

Генерал Туркул в 1937 г. написал воспоминания о Гражданской войне – «Дроздовцы в огне» (другое название «За Святую Русь»), которая после была подвергнута литературной обработке писателя Ивана Лукаша.

Данное произведение признано одной из наиболее эмоциональных, живых книг, повествующих о Гражданской войне. Книга неоднократно переиздавалась, выходила в свет в Мюнхене (2-е издание в 1947 г.), Нью-Йорке, других городах.

Как написал о своей книге автор: “Дроздовцы в огне” не воспоминания и не история – это живая книга о живых, боевая правда о том, какими были в огне, какими должны быть и неминуемо будут русские белые солдаты”.

Свою книгу автор посвятил русской молодежи.

Читает Роман Волков.

Скачать аудиокнигу «Дроздовцы в огне». http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=4212537

Избранные цитаты из книги А.В.Туркула «Дроздовцы в огне»:

Я вспоминаю его на Карпатах, так же как и другого ефрейтора, Горячего, рядового Розума и рядового Засунько и тысячи тысяч других русских солдат, верных присяге и долгу, спящих теперь вповалку в братских могилах до трубы архангела.



И думаю, что они, наши светлоглазые русские орлы, послушные во всем, даже в самой смерти, верящие офицеру и верные ему всей душой, они и создали героическую молодежь, для которой солдат всегда был младшим братом, – героическую молодежь, три года отбивавшую от советского рабства Россию. Мы бились за русский народ, за его свободу и душу, чтобы он, обманутый, не стал советским рабом.

* * *



Мы стали отходить на армянское село Мокрый Чалтырь. На поле у дороги мы встретили германских улан. Все они были на буланых конях, в сером, и каски в серых чехлах, у всех желтые сапоги. Их полк стоял в колоннах.



Ветер трепетал в уланских значках. Когда мы с нашими ранеными проходили мимо, раздались короткие команды, слегка поволновались кони, перелязгнуло, сверкнуло оружие, и германский уланский полк отдал русским добровольцам воинскую честь.



Тогда мы поняли, что война с Германией окончена.

* * *



А русский мальчуган пошел в огонь за всех. Он чуял, что у нас правда и честь, что с нами русская святыня. Вся будущая Россия пришла к нам, потому что именно они, добровольцы – эти школьники, гимназисты, кадеты, реалисты – должны были стать творящей Россией, следующей за нами! Вся будущая Россия защищалась под нашими знаменами; она поняла, что советские насильники готовят ей смертельный удар.



Бедняки-офицеры, романтические штабс-капитаны и поручики, и эти мальчики-добровольцы, хотел бы я знать, каких таких “помещиков и фабрикантов” они защищали?



Они защищали Россию, свободного человека в России и человеческое русское будущее. Потому-то честная русская юность, все русское будущее – все было с нами. И ведь это совершенная правда: мальчуганы повсюду, мальчуганы везде.

* * *



Я увидел, как трое больших напали на четвертого, маленького, и узнал, вернее, почувствовал, в маленьком нашего шибздика. Я побежал туда с маузером в руке. Садовича душили. Выстрелами я уложил двоих. Третий нырнул в темноту, но Садович уже очнулся и кинулся за ним. Глухо топоча, они пронеслись мимо меня в потемках.



Я слушал их быстрое дыхание. Садович нагнал третьего и с разбега заколол его штыком. Эти трое были красной засадой, оставленной на станции. Здоровые, с бритыми головами, в кожаных куртках, вероятнее всего, красноармейские чекисты. Я и теперь не могу понять, почему они сразу не прикололи маленького Садовича, а навалились на него втроем душить.



То, как матерые советские каты ночью, при свете станционного ночника, навалились душить мальчугана, часто кажется мне и сегодня олицетворением всей советчины.

* * *



– Какого полка? – встретили нас обычными тревожными окликами с перрона.



Командир офицерской роты полковник Трусов ясно и спокойно сказал в морозной тишине:



– Здесь 1-й офицерский стрелковый генерала Дроздовского полк.



Выблеснули выстрелы, нас встретили залпами, бранью. Я приказал: “Огонь!”



Мы бросились с криками “ура” на вокзал и смяли красных, захватили толпу пленных. К вокзалу, крепко хрустя по снегу, подошли 2-й и 3-й батальоны, артиллерия, люди первого батальона. Я повел их в атаку.



* * *

[National_Nord]

Фронт рухнул. Мы катимся к Новороссийску. Екатеринодар занят красными. Особый офицерский отряд ворвался туда только для того, чтобы освободить гробы Дроздовского и Туцевича, погребенных в соборе. Гробы их освобождены, идут с нами к Новороссийску.



А в ветреную ночь после парада мы тайно погребли Дроздовского и Туцевича. Только пять ближайших соратников опускали их гробы в глубокую сухую могилу. Тогда мы не думали задерживаться в Крыму и опасались, что красные надругаются над усопшими.



Их похоронили втайне, опустив их гробы на веревках в могилу при тусклом свете фонаря. Только эти пять человек во всей Белой армии знают место упокоения двух наших вождей. План их могилы хранится в надежных руках. Так окончился Новороссийск и начался Крым.

* * *



А на другой день несколько офицеров так же заняли все входы и выходы редакции одного местного радикального листка. Они вежливо предложили господину редактору назвать имя того сотрудника, который изо дня в день, при полном попустительстве генерала Слащева, травил в листке “цветные войска”, как называли старейшие добровольческие части за их цветные формы. Поздно вечером меня вызвал комендант города: – Возмутительный случай. Ваши офицеры перепороли всю редакцию.



– Не допускаю и мысли, чтобы мои. Заметили их форму?



– Разумеется.



– Какие погоны?



– Как – какие? Общеармейские, золотые.



– При чем же тогда тут мои: у дроздовцев малиновые. Так никто и не узнал, какие офицеры расправились с редакцией радикального листка, сотрудники которого перекинулись позже к большевикам.



* * *



Один выступил вперед, взял под козырек, рука слегка дрожит:



– Нас вывели на расстрел, ваше превосходительство?



– Да.



– Разрешите нам спеть “Интернационал”?..



Я пристально посмотрел в эти серые русские глаза. Курсанту лет двадцать, смелое, худое лицо. Кто он? Кто был его отец? Как успели так растравить его молодую душу, что Бога, Россию – все заменил для него этот “Интернационал”? Он смотрит на меня. Свой, русский, московская курноса, Ванька или Федька, но какой зияющий провал – крови, интернационала, пролетариата, советской власти – между нами.



– Пойте, – сказал я. – В последний раз.



Отпевайте себя “Интернационалом”.



Выступил другой, лицо в веснушках, удалой парнишка, оскалены ровные белые зубы, щека исцарапана в кровь. Отдал мне честь:



– Ваше превосходительство, разрешите перед смертью покурить, хотя бы затяжку.



– Курите.



Нам бы не дали, попадись мы вам в руки… Они затягивались торопливыми, глубокими затяжками. Быстро побросали окурки, как-то подтянулись, откуда-то из их глубины поднялся точно один глухой голос, воющий “Интернационал”. От их предсмертного пения, в один голос, тусклого, у меня мурашки прошли по корням волос.



– С интернационалом воспрянет… “Род людской” потонул в мгновенно грянувшем залпе.



* * *

[National_Nord]

Мы, белогвардейцы, были последними представителями российской нации, взявшимися за винтовку ради чести и свободы России, молодым русским отбором, вышедшим из войны и революции. Русская романтика и вера, русское вдохновение были в Белой армии. Потому-то так много среди нашей молодежи, вчерашних студентов или армейских поручиков, было сильных, твердых и совершенно бесстрашных людей, удивительных смельчаков. В Белой армии были настоящие люди, настоящие души.



Последней опорой России была ее героическая молодежь, с винтовками и в походных шинелях. У красных – Число там серое, валом валящее Всех Давишь, у нас – отдельные люди, отдельные смельчаки. Число никогда не было за нас. За нас всегда было качество, единицы, личности, отдельные герои. В этом была наша сила, но и наша слабость. Большевики как ползли тогда, так ползут и теперь – на черни, на бессмысленной громаде двуногих.



А мы, белые, против человеческой икры, против ползучего безличного Числа всегда выставляли живую человеческую грудь, живое вдохновение, отдельные человеческие личности.



* * *



Все кончалось. Мы уже отступали толпами – уже текли в Крым советы. И тогда-то, на нашем последнем рассвете, 1-й полк перешел в контратаку. В последний раз, как молния, врезались дроздовцы в груды большевиков. Страшно рассекли их.



Белый лебедь с отчаянной силой бил крыльми перед смертью. Контратака была так стремительна, что противник, уже чуявший наш разгром, знавший о своей победе,- а такой противник непобедим – под ударом дроздовской молнии приостановился, закачался и вдруг покатился назад. Старый страх, непобежденный страх перед дроздовцами, охватил их.



Цепи красных, сшибаясь, накатывая друг на друга, отхлынули под нашей атакой, когда мы, белогвардейцы, в нашем последнем бою, как и в первом, винтовки на ремне, с погасшими папиросами в зубах, молча шли во весь рост на пулеметы. Дроздовский полк в последней атаке под Перекопом опрокинул красных, взял до полутора тысяч пленных.